Сергей Николаевич Азбелев
Сергей Николаевич Азбелев (1926, Ленинград — 2017, Санкт-Петербург) — советский и российский филолог и историк. Доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (ИРЛИ) РАН (Пушкинский Дом), профессор Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. Участник Великой Отечественной войны.
Автор нескольких сотен научных работ по истории, литературе и фольклору Старой Руси. Один из крупнейших специалистов по истории русского летописания.
Русский народный эпос
В сокровищнице устного героического эпоса народы пронесли через века поэтически обработанные, отшлифованные многими поколениями певцов алмазы своей исторической памяти. Великий русский народ создал былины — замечательные творения национального гения, более тысячи лет передававшиеся изустно народными сказителями, от которых ученые успели записать несколько десятков произведений русского эпоса.
Былинный эпос посвящен главным образом временам Киевской Руси — мощной европейской державы раннего средневековья, создавшей чрезвычайно высокую самобытную культуру. В отдаленную от нас многими веками эпоху Древнерусского государства предки великороссов, украинцев и белорусов, будучи еще единым народом, осваивали огромные территории Восточной Европы, пахали землю, строили города и успешно обороняли свою Родину от грабительских набегов степных кочевников. Три столетия героических деяний наших далеких предков составили «эпическое время» былин, о котором повествует большинство дошедших до нас произведений русского народного эпоса. В эту эпоху жили исторические прототипы главных былинных героев; именно тогда были совершены подвиги, воспевавшиеся на протяжении ряда столетий. Позже в былинный эпос влились повествования о героической борьбе против татаро-монгольского ига и о некоторых других событиях последующего времени.
Былины донесли до нас народную оценку исторических событий. Былинный эпос демонстрирует слияние в народном сознании идеи защиты Родины с темой мирного труда. В центре былин образы богатырей — защитников Русской земли, совершающих не только воинские, но и трудовые подвиги. Главные богатыри наделены лучшими чертами русского национального характера. Герои былин противостоят захватчикам и насильникам — врагам Русской земли. Но былинам чужда идея превосходства над другими народами. Военная борьба, которую ведут богатыри, — всегда борьба оборонительная.
Междоусобные войны феодалов былинами не воспевались. Нет в них и выраженной идеи предпочтения одного княжества другому*. Киев как общерусский государственный центр и Владимир как общерусский князь идейно противопоставлены в былинах той исторической реальности, какая возобладала перед вторжением полчищ Батыя, — раздробленности русских земель, управляемых враждующими между собой князьями, которые не сумели по-настоящему сплотиться для отпора вражескому нашествию. Былины проводят идею объединения всех сил для борьбы с внешними врагами Руси.
(* Древнерусское государство разделилось на самостоятельные княжества во второй четверти XII в.
Помимо былин, посвященных воинским подвигам, есть и так называемые новеллистические былины. В них описываются примечательные события, запомнившиеся, главным образом, благодаря их этической значимости для современников и для потомков. Главные идеи таких былин — это прославление крестьянского труда, осуждение княжеского произвола, утверждение нравственного превосходства простых людей, порицание заносчивости, самонадеянности, прославление героизма в испытаниях истинной дружбы и супружеской верности.
Былины — это не только народная память о значительных событиях, но и художественные обобщения. Почти в каждой былине на воспоминания об ее исходных фактах наслоились народные впечатления еще о нескольких, иногда — о многих похожих событиях, о связанных с ними устойчивых явлениях народной жизни. Это нередко осложняет ученым определение того, когда создалась отдельная былина и на основе какого именно факта, но помогает яснее увидеть, как осмыслял народ свое историческое прошлое.
Само название «былина» — от слова «быль». «По былинам сего времени» слагал «Слово о полку Игореве» гениальный певец XII века. В XIX столетии народ называл свои эпические песни «старинами». Былины-старины — это торжественные песнопения о славных былях старых времен**.
(** Судя по «Слову о полку Игореве», в Древней Руси былинами могли называть лиро-эпические песни-сказания, конкретно повествовавшие о недавних событиях. Вероятно, они были отчасти похожи на само «Слово», отчасти — на позднейшие украинские думы, тоже отзывавшиеся на события недавнего прошлого. По форме эти первоначальные былины, до нас не дошедшие, очевидно, отличались от произведений, которые в науке принято называть былинами, а в среде народных исполнителей — старинами. Древние былины послужили источниками дошедших старин.
Всего в науке существует более трех тысяч записей былин. Некоторые особенно полюбившиеся народу произведения былинного эпоса оказались записаны более сотни раз. Но тексты эти между собой различаются: разные певцы обычно не передавали былину стабильно, а варьировали ее, иногда опускали либо добавляли отдельные детали из других былин, порой присоединяли одну былину к другой. Спетые подряд былины об одном богатыре составляли как бы эпопею его подвигов.
Способ воспевания героических дел в былине неприменим к событиям недавнего времени, а о деяниях далекого прошлого было уже трудно создавать новые былины в близкую нам историческую эпоху. Сложение былин совсем прекратилось в нашем столетии, а изредка создававшиеся былины уже не получали в народе распространения, оставаясь лишь достоянием самих слагателей. Несколько былин, появившихся в XVIII — XIX столетиях на основе народных преданий, книжных источников и сказок, получили очень ограниченное распространение в среде народных певцов.
Полноценная жизнь былинного эпоса относится к предшествующим векам. Последнее историческое событие, с достаточной определенностью отразившееся в былине, — это гибель в 1610 году русского воеводы М. В. Скопина-Шуйского — героя борьбы против иностранной интервенции, возглавившего русское войско, собранное им в новгородских землях. Былины XV — XVI веков, посвященные победоносной борьбе за уничтожение татаро-монгольского ига, отразили несколько важных исторических фактов: первую крупную победу русских над ордынцами — бой на реке Воже в 1378 году, имевшую огромное историческое значение славную победу на Куликовом поле (1380 г.), последовавшее вскоре за ней нашествие войск Тохтамыша (1382 г.), окончательное освобождение Руси от ордынской зависимости в 1480 году.
Героические сказания, исторические песни и предания об этих событиях использованы в былинах, которые часто создавались путем переработки былин более древних, отражавших борьбу с кочевниками во времена Киевской Руси. Творческая работа велась, очевидно, в Новгороде и Новгородской земле. Только эта часть русских земель не была опустошена войсками Батыя и полностью сохранила, конечно, богатую эпическую традицию.
Новгородская республика, существовавшая до конца XV века, простирала свои владения от Пскова до Северного Урала, от верховьев Волги до Ледовитого океана. Правители Новгорода несколько столетий враждовали с князьями центральной Руси, часты были военные столкновения. Однако в грозную годину Мамаева нашествия новгородские полки прибыли на помощь москвичам и сражались под знаменами Дмитрия Донского на Куликовом поле. Но вскоре отношения опять ухудшились, и почти весь XV век продолжалась вражда, окончившаяся поражением новгородских войск в Шелонской битве 1471 года.
Включение Новгорода в единое Русское государство было прогрессивным событием большой исторической значимости. Необходимость объединения Руси уже тогда ощущали простые люди и в Новгородской земле. Но связанные с этим военные события (и позднейшие жестокости, совершенные в Новгородчине опричниками Ивана Грозного) повлияли на отношение к московским историческим деятелям того времени: упоминаний о них нет в героических былинах. Борьба с войском Мамая отнесена к эпическому времени киевского князя Владимира, победа приписывается, в основном, древним богатырям, которые избавляют от Мамаева нашествия не Москву, а Киев. Из деятелей XIV — XV веков героями былин о борьбе с ордынскими завоевателями стали только новгородский воевода Василий Казимир (реально участвовавший, по-видимому, в событиях 1480 года — окончательном свержении татаро-монгольского ига) и рязанский юноша Ермак, бывший, по народному преданию, героем битвы на реке Воже вблизи Рязани в 1378 году***.
(*** Отнесению всех этих былин ко временам эпического князя Владимира отчасти способствовало, может быть, и то, что наиболее лояльные отношения с новгородцами были тогда у князя Владимира Храброго — героя Куликовской битвы, двоюродного брата Дмитрия Донского.
В самые тяжкие времена ордынского ига народные сказители Новгородской земли были не только главными хранителями эпического богатства Древней Руси. Здесь завершалась переработка и циклизация в былинном эпосе героических сказаний и исторических песен, созданных до ордынского нашествия. Эти песни и сказания отражали подлинные исторические события, воспевали действовавших в X — XIII веках «храбров»**** Киевщины, Черниговщины, Волыни, Рязанщины и других земель Древнерусского государства. Имена отдельных героев древних исторических сказаний нередко забывались, но сохранялась память о самих подвигах. Эти подвиги стали восприниматься как совершенные более популярными персонажами народных сказаний и песен. Особую известность в сонме богатырей древнерусского эпоса со временем приобрели Илья Муромец (или Муровлин), Добрыня Никитич и Алеша (Александр) Попович.
(**** «Храбрами» в Древней Руси называли героев, которые в дошедших до нас текстах былин именуются богатырями.
В большинстве былин русские богатыри служат киевскому князю Владимиру. В этом эпическом образе постепенно объединились воспоминания прежде всего о двух особенно популярных и особенно близких древним новгородцам князьях древнего Киева: знаменитом Владимире Святославиче (умер в 1015 г.), который до того как стал великим князем Киевским, правил в Новгороде, и Владимире Всеволодовиче Мономахе (1053 — 1125 гг.), сын и внук которого княжили в Новгороде 40 лет (с 1095 по 1136 г.) При них связи древнего Новгорода с Киевом были особенно тесными. Многие из дошедших до нас былин восходят к историческим песням и сказаниям о подвигах, совершенных при этих князьях, главным образом на юге Русской земли, при отражении набегов печенегов, половцев и при других обстоятельствах.
Некоторые из таких деяний, как сообщают летописи, были совершены Добрыней — воеводой князя Владимира Святославича (он приходился Добрыне племянником) и жившим позже ростовским «храбром» Александром Поповичем. К числу реальных прототипов былинных героев принадлежал, вероятно, происходивший из-под Мурома (или Моровска) Илья, о котором в русской летописи записей не сохранилось, но есть сведения в средневековых письменных фиксациях германских сказаний. Из них видно, что о деяниях знаменитого русского витязя Ильи, совершенных им при князе Владимире, повествовалось даже за пределами Руси еще в XII столетии. Гробницу богатыря Ильи Муромца особо упоминают в своих записках путешественники, посещавшие Киев уже в XVI — XVIII веках.
Несомненно, что на Руси существовало множество сказаний и песен об этих «храбрах», как и о многих других. Часть песен и сказаний со временем превратилась в былины, но, конечно, далеко не все былины остались в устном бытовании ко времени, когда ученые их стали записывать. С другой стороны, записанные былины передают, несомненно, и переработанные повествования о тех «храбрах», имена которых народным эпосом впоследствии оказались забыты, а подвиги приписаны более известным богатырям, причем большинство богатырских дел отнесено к одной эпической эпохе условного князя Владимира.
Для былины важнее всего сама сущность подвига, его нравственный и общеисторический смысл. Правильно передать имя героя очень важно было для тех, кому он был хорошо известен. Но для новгородских слагателей былин о деяниях, совершенных давно вдали от Новгородской земли выходцами из других княжеств, не было нужды всегда точно передавать имя героя, а тем более — конкретные обстоятельства отдельного исторического факта.
Народ воспевал в своих былевых песнях и героических сказаниях реальные подвиги и подлинные события. Однако дошедшие до нас былины часто полны бросающегося в глаза несомненного вымысла, наслоившегося на их древнюю фактическую основу. Это во многом объясняется тем, что в эпоху, когда былины создавались, в среде народных сказителей исполнялись еще более древние эпические произведения, имевшие мифологические корни.
Повествования о реальном факте сначала передавались певцами близко к действительности. Но когда проходило много времени, а сама песня оказывалась занесена в другую область, — например, из Киевской земли в Новгородскую, — утрачивался интерес к конкретным деталям и частностям, однако оставалась убежденность в значительности самого подвига, оставались привлекательная фабула, имена главных героев, бытовые подробности.
В обширной Новгородской земле, слабее охваченной процессами феодализации и христианизации, расположенной вдали от областей, втянутых в интенсивную политическую деятельность, лучше, очевидно, сохранялся древнеславянский эпос, создававшийся при господстве мифологических представлений. Он был богато насыщен плодами народной фантазии, включал повествования о столкновениях с мифическими персонажами, отражал первобытные представления об огромной физической силе древних героев, иногда приписывал им волшебство, общение с потусторонним миром и т. д.; к мифологическим истокам восходили образы огнедышащего змея, героя-оборотня и некоторые другие.
Если общий характер подвига, воспетого таким эпическим сказанием, оказывался сходен с подвигом героя Киевской Руси, песня о нем могла соединиться с этим древним сказанием при создании дошедшей до нас былины. При этом могли изменяться не только некоторые имена, но в еще большей степени многое другое: историческую реальность замещал стихийный художественный вымысел.
Получалось, например, что Добрыня Никитич, посланный князем Владимиром, убивает летающего многоголового змея и освобождает от него русских пленников. Между тем реальный Добрыня при князе Владимире Святославиче в X веке воевал, конечно, не со змеем, а с реальными противниками (хотя на миниатюрах древних русских рукописей иногда вместо степных кочевников рисовали змея). Освобождение же захваченных врагами пленников бывало обычным результатом успешных русских походов в печенежскую степь.
Сходным образом Тугоркан — половецкий хан, убитый русскими в 1096 году, — превращен былиной в огромного Тугарина Змеевича, который тоже способен летать, хотя и имеет человеческий облик. Но побеждает его вполне реальный человек — Алеша Попович, хотя исторический его прототип, Александр Попович, жил на полтора столетия позже. В этой былине образ Алеши Поповича заместил другого героя, подлинное имя которого (может быть, близкое по созвучию) в народном эпосе не сохранилось.
Некоторые былины могли дойти до нас от «доисторических» времен, не испытав существенного воздействия на их содержание со стороны песен и сказаний о событиях Киевской Руси. Это же относится и к самим героям некоторых былин; таков, например, образ богатыря Святогора. К весьма давней эпохе восходят в своей основе былины, повествующие о встречах с поляницами — богатырями-женщинами. Славяне длительное время соприкасались с народами, у которых воинами бывали и женщины, — сарматами и некоторыми другими. Возникшие тогда сюжеты затем соединились с отзвуками позднейших исторических впечатлений. Такова былина о женитьбе Добрыни Никитича, где архаический мотив перенесен на героя Киевской Руси.
Примером более сложной эволюции может служить былина «Дунай Иванович — сват». Древнее эпическое повествование о столкновении славянского воина с девушкой-поляницей позже слилось, по-видимому, со сказанием о воеводе Дунае, современнике князя Владимира Волынского (XIII в.), и оказалось соединено с былиной о женитьбе князя Владимира Святославича, в свою очередь, вероятно, основанной на слиянии сказания об историческом событии X века с каким-то более древним эпическим памятником. В результате Дунай стал главным героем обеих частей объединенной былины, оттеснив на второй план Добрыню, который, согласно рассказу летописи, играл весьма важную роль в добывании невесты князю Владимиру Святославичу.
Созвучие имен иногда способствовало присоединению сказочного или легендарного повествования к устному произведению о реальных событиях. Так, например, к песне о новгородском богаче по имени Сотко, который в XII веке построил в Новгороде знаменитую церковь, добавилась передача занесенного в Новгород из-за моря сюжета о герое по имени Садок, который отправился на морское дно, чтобы утишить бурю, и чудесным образом остался жив. В былине о Садке после такого рода присоединений и переработок главный интерес переместился с реальности на занимательную фантастику.
Постепенно в среде народных певцов и в сознании их слушателей образовались ряды былин, посвященных одному богатырю. При этом создавались как бы эпическая биография его: из содержания былин нередко бывало видно, какая из них должна следовать за какой. Сформировались достаточно отчетливые образы самих героев этих былин, хотя подвиги, в них воспеваемые, на самом деле нередко совершены другими лицами и не в то время, когда жил исторический прототип этого былинного героя.
Однако сами характеры былинных богатырей, очевидно, не являются только результатом художественного творчества, хотя позднейшие наслоения в содержании былин и оказываются весьма значительны. Особенности темперамента, склонностей, иногда даже воспитания, прослеживаемые у одного богатыря в разных былинах, ему посвященных, не могут быть только результатом многовекового коллективного творчества певцов, сформировавших его «эпический тип». По-видимому, реальные люди, опоэтизированные образы которых постепенно превратились в «эпические типы», действительно обладали в той или иной мере теми индивидуальными особенностями, какие позже легли в основу различий их былинных образов.
Наиболее запомнившиеся черты народных героев впоследствии диктовали присоединение к «эпической биографии» богатыря именно тех, а не иных былинных сюжетов. Многочисленные героические песни и сказания о реальных подвигах, совершенных еще до татарского нашествия, в большинстве своем, очевидно, забылись уже давно. Однако характер героя запомнился исполнителям эпоса по первоначальному кругу произведений, отражавших его реальные подвиги.
Таковы, вероятно, в своей основе былинные образы Ильи Муромца и Добрыни Никитича, хотя кое-что, конечно, за прошедшие века изменилось в трактовке характеров этих богатырей. К тому же в образе былинного Добрыни слились, как видно, два исторических прототипа: дядя князя Владимира Святославича и рязанский богатырь Добрыня, живший позднее.
Наибольшее изменение претерпел, по-видимому, былинный образ Алеши Поповича. Как считают исследователи, здесь проявилось отношение певцов к сельским священнослужителям. Героические черты Алеши Поповича, сохранившиеся заметнее всего в древних редакциях былин, в позднейшее время ослабились, а иногда и заместились качествами иного рода. Особенно разительный пример этого дает былина «Добрыня Никитич и Алеша Попович». Хотя и связанная, может быть, с каким-нибудь реальным случаем подобного рода в средневековой Руси, былина представляет собой обработку международно распространенного сюжета «Муж на свадьбе своей жены».
Среди наиболее популярных в XIX — XX веках былин об Алеше Поповиче, может быть, почти не сохранилось произведений, изначально связанных с реальным Александром Поповичем. Героическая былина об Алеше и Тугарине, восходящая к соединению сказания о подвиге другого лица с более древним эпическим наследием, привязана к имени Алеши Поповича вследствие его большой популярности. То, что именно он стал героем былины, где русский богатырь побеждает страшного врага, прибегнув к военной хитрости, соответствует общим представлениям о богатыре, который «напуском смел», но уступает в силе другим главным героям русского эпоса.
Гораздо большие изменения претерпели образы персонажей, которые в былинах не действуют активно. Таков, прежде всего, князь Владимир. Былины оказались объединены вокруг этого имени благодаря историческим воспоминаниям о прогрессивной роли Владимира I и Владимира II, которые были выдающимися политическими и военными деятелями. Но на них очень мало похож былинный киевский князь. В общественной жизни средневекового Новгорода его князь, как правило, заметной роли не играл, и свои привычные представления о политической пассивности князя новгородские слагатели и переработчики былин постепенно перенесли на эпического Владимира, поскольку о его исторических деяниях в былинах не было речи. Кроме того, на этот образ впоследствии повлияли общее оппозиционное отношение жителей Новгородской республики к князьям, воспоминания об Иване Грозном и вообще о тех венценосных владыках, которые способны совершить несправедливость, могут беспрепятственно казнить и миловать любого героя*****.
(***** Эпическая княгиня Апраксия отчасти имеет, по-видимому, прототипом не жену какого-либо русского князя, а сестру Владимира Мономаха — Евпраксию Всеволодовну, судьба которой оказалась трагической. Рано выданная за немецкого маркграфа и скоро овдовевшая, она затем была женой германского императора Генриха IV; порвав с ним, Евпраксия на многолюдном церковном соборе сообщила, что муж принуждал ее к разврату, после чего вернулась в Киев. Отголоски порожденных этим сообщением тенденциозных слухов о ней отразились в отдельных былинах.
Ученые много сделали для выяснения исторической основы былин. Но конкретные события, которые воспеты в них, далеко не всегда можно установить. Дело в том, что составители письменных исторических источников средневековья — летописей — имели свой взгляд на историю, они отмечали только те факты, которые были важны по их представлениям. Кроме того, очень многие летописи до нас не дошли, а те, которые известны, сохранились в позднейших переработках. Народные певцы воспевали и то, что вообще не привлекало внимания летописцев или даже тенденциозно ими замалчивалось.
Так, например, можно предполагать, что отсутствие в летописях упоминаний об Илье Муромце объясняется самим характером этого героя, насколько он известен по былинам: в былинах Илья независим, ссорится с князем, выказывает презрение к окружающим его боярам, симпатии к городским низам (вероятно, отчасти потому, что сам происходит, согласно былине, из простых крестьян — в отличие от Добрыни и от Алеши). Правда, такие черты в образе Ильи, может быть, усилились со временем — вследствие особой расположенности к нему крестьянских певцов, от которых записаны былины. Но раз именно Илья Муромец оказался устойчивым носителем этих черт, которых совсем нет ни у Добрыни, ни у Алеши, можно предположить, что ими обладал и его исторический прототип. Летописцы же вели свои записи, как правило, при дворах князей и обычно выражали интересы князя и его ближайшего окружения.
Былинный Илья Муромец замечателен во многих отношениях. Его первым воинским подвигам предшествует подвиг в мирном труде, — получив силу, Илья прежде всего идет в поле «на тую работу на крестьянскую» и очищает один место для пашни своим родителям:
Он дубье-колодье всё повырубил,
В глубоку реку повыгрузил.
В былинах подчеркивается, что Илья — глава всех богатырей. Они признают его главенство не только на поле боя с врагами Руси, но и в отношениях между собою. Илья Муромец всегда на стороне правды и справедливости, он прям и бескорыстен, у него нет других интересов, кроме забот о свободе Родины и благе людей. Воинская мощь Ильи неотделима от его нравственного величия. А как воин Илья превосходит всех богатырей князя Владимира*.
(* В былинах Илья Муромец часто именуется казаком; как полагают ученые, это наименование проникло в эпос в конце XVI или начале XVII столетия, когда казаки играли особенно активную роль почти повсеместно и слово «казак» могло восприниматься как указание на независимость, свободолюбие и воинственность, не только в тех местах, где казачество существовало еще с XV века, но и на Севере России.
У Ильи Муромца есть близкие черты с богатырем-крестьянином Микулой Селяниновичем: тот тоже работает на пашне, превосходя один силой целую дружину князя Вольги.
В летописях есть более или менее подробные записи о «храбре» Александре Поповиче, сообщено о тех его воинских подвигах, которые совершены до перехода на службу к киевскому князю. Прямо говорится, что Александр Попович не захотел больше служить удельным князьям, враждующим между собой и склонил к тому же других богатырей. Сообщено, что позднее он погиб вместе с семьюдесятью богатырями в битве с полчищами татар на реке Калке. Эти записи попали в летописи из народных сказаний. Из таких же сказаний попали туда и краткие записи о его современнике Добрыне Рязаниче и о тех богатырях, былины о которых до нас не дошли и имен которых вообще нет в записанных учеными былинах.
Но упоминания о некоторых героях дошедших до нас былин и об их делах в летописях сохранились. Сохранились сведения и о многих событиях, которые можно соотнести с содержанием былин, — без упоминаний о самих героях былин, отразивших эти события. Подобного рода сведения не всегда обязаны народным сказаниям или песням: о многом летописец сообщал как современник или даже как очевидец. Однако отрывочность этих известий и особенно изменения, которые произошли за века в самом народном эпосе, далеко не всегда позволяют уверенно соотносить содержание былин с событиями, отмеченными в летописях и других письменных источниках. Учеными ведется в этом направлении сложная, трудоемкая работа.
Мы знаем, что главные герои былин — это киевские и черниговские, галицкие и рязанские, новгородские и ростовские «храбры» X — XIII столетий, что их ратный труд был по достоинству оценен народом. Знаем, что дошедшая до нас часть русского героического эпоса сформировалась в том приблизительно виде, какой нам известен, в XIV — XV столетиях, когда Русь еще была под татаро-монгольским игом и вела борьбу за освобождение и за национальное единство. Былины группировались вокруг Киева, ставшего символом единой Руси, вокруг воспоминаний о князе Владимире как правителе единой могущественной Русской державы, успешно противостоявшей набегам кочевников. В былинах народ отразил не только воспоминания о славном прошлом, но и мечты о светлом будущем.
Создававшиеся, в основном, в самую трудную пору истории средневековой Руси, былины привлекают своим высоким патриотизмом, верным пониманием народных стремлений и идеалов, демократизмом общественной позиции, высокими художественными достоинствами.
В древности былины пелись под аккомпанемент гуслей — русского музыкального инструмента. Позже их пели без музыкального сопровождения. Стиховой ритм былин связан с напевом. При пении в строке обычно четыре главных ударения, четвертое падает на последний слог**. Число же слогов в строке, как и место в ней первых двух главных ударений, менее устойчиво. Слоги при пении могут протягиваться, а недостающие часто восполняются дополнительными предлогами и частицами***. Напевы былин отличает торжественность и величавость. Пение былины было прославлением ее героев. Недаром сами тексты многих былин оканчиваются утверждением славы, которую поют самому герою или тому, о чем повествует былина.
(** При чтении былинного текста это ударение ощущается, когда последнее слово строки содержит менее трех слогов («Пошел Илья в раздольицо чисто поле»), но оно уступает по силе предшествующим ударениям; если же в последнем слове — три слога или более, то при чтении последним ударением строки оказывается ее третье главное ударение — на третьем (иногда — четвертом) слоге от конца («Во славном городе во Муромле»).
(*** Эти частицы и дополнительные предлоги обычно не фиксировались в тех случаях, когда запись производилась не с пения, а под диктовку или по памяти (последнее — у Кирши Данилова, который иногда опускал, по-видимому, слова, не обязательные по смыслу). При диктовке былин исполнители их иногда сбивались на прозу. Поэтому даже лучшие варианты былин, напечатанные в этой книге, местами выглядят небезупречными в отношении ритма. Но это — обманчивое впечатление, полностью исчезающее при прослушивании звукозаписей былин.
Воспринимая теперь былины с исторических и художественных позиций нашего времени, необходимо учитывать особенности не только исторических представлений, отразившихся в былинном эпосе, но и своеобразие их художественного мира.
Одна из самых заметных черт поэтического языка былин — гиперболизация. Как правило, непомерно преувеличиваются, по нашим понятиям, численность врагов, вес богатырского оружия, продолжительность битвы, легкость победы, длительность (или, наоборот, краткость) пути, возможности богатырского коня, размеры выпиваемой чаши, богатство одежды и многое другое. Надо иметь в виду, что в сознании древних певцов и их слушателей гиперболы воспринимались как свидетельства наивысшей степени реальных качеств, которыми обладает герой (или его противник), поскольку другими средствами эпическая поэзия не располагала. Несмотря на гиперболы, сказители и их слушатели верили в истинность всего, о чем поется в былине; верили, что в далекое время, о котором в ней идет речь, все происходило именно так.
Другая важная особенность былинного повествования — устойчивость выработанных на протяжении веков описаний и характеристик. Таковы, например, картины нашествия вражеского войска, сборов богатыря в дорогу, княжеского пира и целый ряд других. В почти одинаковом изложении они переносятся из одной былины в другую. Эти повторения нельзя воспринимать как недостаток творческого метода: поэтическая традиция требовала, чтобы народный певец, повествуя о типовых явлениях действительности, пользовался традиционными изобразительными приемами и формулами. Постоянное употребление традиционных оборотов — таких, как «добрый молодец», «борзый конь», «острая сабля», «поганые**** татары», — на современный взгляд не всегда оказывается уместным. Например, иногда в былинах вражеский царь называет своих татар погаными или они называют своего царя собакой. Однако для сказителей и слушателей былин это вполне закономерно: постоянные эпитеты (определения) в таких понятиях воспринимались как их неотъемлемая часть.
(**** Слово «поганый» означало «язычник, иноверец».
Народные певцы былин бережно сохраняли не только их напевы, но и само их содержание. Правда, в былины со временем проникали отдельные упоминания не свойственных Древней Руси предметов и понятий. Но в целом былины точно передают бытовую обстановку времен Киевской Руси. Северные крестьяне, никогда не видевшие дубов или раздольного чистого поля, веками сохраняли в былинах картины южной лесостепной природы, передавали в неприкосновенности ставшие им уже непонятными названия вещей, вышедших из обихода несколько веков назад, употребляли термины, которые мы можем встретить только в средневековых летописях, наименования давно исчезнувших с лица земли народов, давно разрушенных городов.
Но многое, конечно, сместилось в народной памяти: географические расстояния в былинах часто неверны, названия древних стран и городов иногда искажены или помещены не там, где им следовало бы быть. Исторически сложившееся представление о татарах как главном враге Руси вытеснило в большинстве былин упоминания половцев и печенегов, литовские князья, от которых Русь оборонялась несколько веков, часто смешиваются в былинах с ордынскими владыками, а Литва — с Ордой. Имена вражеских предводителей разных эпох часто оказываются не в тех произведениях, где им следует находиться, и т. д.
Все это не удивительно, так как, во-первых, былина, записанная в XIX или XX веке, сохраняясь только в памяти, прошла через уста нескольких десятков поколений певцов; во-вторых, потому, что народный сказитель — это не переписчик летописи: певца заботила, прежде всего, сущность деяния, которое он воспевает, его нравственная оценка, а лишь во вторую очередь точность передачи самого текста.
Первые дошедшие до нас записи былин сделаны в XVII столетии. Во многих случаях это еще записи-пересказы, передававшие содержание былины, но не фиксировавшие с полной точностью ее текст. Более совершенные записи относятся к XVIII веку. От этого времени сохранился знаменитый сборник Кирши Данилова: здесь среди прочих фольклорных произведений записано довольно точно (впервые с нотами) около двадцати былин, которые пел, очевидно, сам составитель сборника. Широкий интерес ученых к записыванию былин пробудился после того, как в 60-х годах XIX века политический ссыльный П. Н. Рыбников открыл богатую эпическую традицию в тогдашней Олонецкой губернии (вокруг Онежского озера) и привез оттуда в Петербург много своих записей превосходных былин. около десяти лет спустя по его следам отправился видный русский славист А. Ф. Гильфердинг, записавший на более обширной территории и более точно свыше трехсот вариантов многих былин.
В конце XIX — начале XX века высококвалифицированные фольклористы А. Д. Григорьев, А. В. Марков и Н. Е. Ончуков объехали огромные пространства Русского Севера и произвели около семисот записей на берегах Белого моря, по рекам Пинеге, Кулою, Мезени, Печоре (ранее были записи и в некоторых других местах). Интенсивное записывание в 20-е и 30-е годы нашего столетия велось там же рядом советских ученых, среди которых особенно много сделала А. М. Астахова, а также братья Б. М. и Ю. М. Соколовы, которые начали свою собирательскую деятельность еще до Октябрьской революции. Работа вновь развернулась в 1950-е — 1970-е годы, главным образом, силами преподавателей и студентов Московского университета. Но это была уже фиксация затухания былинной традиции и исчезновения былин из живого исполнения.
В Сибири былины записывали в прошлом и в нынешнем столетиях. Ценные записи на Алтае сделал в середине XIX века местный краевед С. И. Гуляев. Другие собиратели нашли былины в Прибайкалье, в нижнем течении Колымы и Индигирки и еще в некоторых местностях — там, куда русские переселенцы прибыли еще в XVII веке с Европейского Севера. Особые песни, близкие былинам по содержанию, обнаружились у казаков Дона, нижней Волги, нижнего Урала и Терека. Там их иногда записывают и теперь.
Наиболее полные и художественно совершенные варианты былин записаны преимущественно в селах северо-западной части древней Новгородской земли. Вблизи этих мест известный финский ученый Э. Лённрот записывал в XIX веке карельские и финские руны, а затем создал и опубликовал сводный литературно обработанный эпос — «Калевалу». В нем эпические произведения рунопевцев соединены с текстами иных жанров устной поэзии, а кое-что присочинено самим публикатором, который основывался на представлениях о былом единстве древнего эпоса, позже будто бы распавшегося на отдельные песни. Текст «Калевалы» заметно отличается от подлинных рун народных сказителей. Аналогичный характер имеют своды эпических произведений некоторых других народов, известные по массовым изданиям. Собиратели русского эпоса не производили литературного препарирования устно-поэтических материалов, относились весьма бережно к народной эпической традиции и печатали без изменений тексты своих записей. Былины, помещенные в настоящем издании, — подлинный народный эпос.
Лучшие тексты и напевы былин нам известны от сравнительно небольшого числа наиболее талантливых сказителей из нескольких местностей. Это, прежде всего, знаменитые певцы былин из Западного Прионежья: в XIX веке — Трофим Григорьевич Рябинин и его сын Иван, а также Василий Петрович Щеголенок и Иван Аникиевич Касьянов; после Октябрьской революции — Настасья Степановна Богданова, пасынок Ивана Рябинина — Иван Герасимович Рябинин-Андреев и сын его Петр. На восток от Онежского озера — Никифор Прохоров и Андрей Пантелеймонович Сорокин в XIX столетии, Григорий Алексеевич Якушов и Федор Андреевич Конашков в 20-е и 30-е годы XX века. На берегах Белого моря на рубеже двух веков отличные записи сделаны от Гаврилы Леонтьевича Крюкова, Федора Тимофеевича Пономарева и Аграфены Матвеевны Крюковой; известна также дочь ее Марфа Семеновна, от которой особенно много записывали в 30-е годы. На реке Пинеге выдающейся сказительницей была Марья Дмитриевна Кривополенова, на Алтае — Леонтий Гаврилович Тупицын.
Более восьмисот записей былин остаются пока неизданными и хранятся в архивах, но большая часть напечатана в научных сборниках, первые из которых появились в начале прошлого века. Особое внимание обратил на былины уже Белинский: «Нельзя не признать, — писал он, — необыкновенной исполинской силы заключающейся в них жизни… Русская народная поэзия кипит богатырями… Эта отвага, это удальство и молодечество… являются в таких широких размерах, в такой несокрушимой исполинской силе, что перед ними невольно преклоняешься». Исследованием былин в XIX и в начале XX века занимались многие деятели русской науки: Ф. И. Буслаев, Орест Миллер, Л. Н. Майков, Александр Веселовский, Н. П. Дашкевич, М. Г. Халанский, Всеволод Миллер, И. Н. Жданов, А. В. Марков и др. Былины уже более шестидесяти лет привлекают пристальное внимание советской науки, о них написано немало специальных книг.
Величие образов былин, выражение ими народных нравственных идеалов, патриотизм и гуманизм былинного эпоса высоко оценили крупнейшие деятели нашей культуры. Все знают знаменитую картину В. М. Васнецова «Богатыри», оперу Н. А. Римского-Корсакова «Садко». Былинные темы отразились в произведениях И. Е. Репина, М. В. Нестерова, А. К. Толстого, А. П. Бородина и многих других русских писателей, художников, композиторов. Былины как словесный памятник многовековой художественной традиции и народной культуры стали неотъемлемой частью общенародного духовного богатства. О произведениях эпоса К. Маркс писал, что они «продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном смысле сохраняют значение нормы и недосягаемого образа». Ныне мы являемся современниками второй жизни былинного эпоса, занявшего по праву принадлежащее ему место рядом с великими творениями русской литературной классики.
С. Н. Азбелев
(«Былины», Лениздат — 1984 г., стр. 5 — 16)
Примечание
Тексты былин, опубликованных в этой книге, взяты из следующих научных собраний, перечисляемых соответственно времени их создания:
Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1977;
Песни, собранные П. В. Киреевским, т. 3. М., 1861; т. 4. М., 1879;
Былины и песни из Южной Сибири. Собрание С. И. Гуляева. Новосибирск, 1952;
Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, т. 1 — 2. М., 1909 — 1910;
Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года, т. 1 — 3. М. — Л. 1949 — 1951;
Русские былины старой и новой записи. Под ред. Н. С. Тихонравова и В. Ф. Миллера. М., 1894;
Беломорские былины, записанные А. Марковым. М., 1901;
Ончуков Н. Е. Печорские былины. СПб., 1904;
Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899 — 1901 гг. т. 1. М., 1904; т. 2. Прага, 1939; т. 3. СПб., 1910;
Материалы, собранные в Архангельской губернии летом 1901 года А. В. Марковым, А. Л. Масловым и Б. А. Богословским, ч. 1. М., 1905;
Печорские былины и песни. Зап. и сост. Н. П. Леонтьев. Архангельск, 1979;
Былины Пудожского края. Подг. текстов, статья и примеч. Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова. Петрозаводск, 1941;
Былины Печоры и Зимнего берега (новые записи). Изд. подгот. А. М. Астахова, Э. Г. Бородина-Морозова, Н. П. Колпакова, Н. К. Митрольская, Ф. В. Соколов. М. — Л., 1961.
При отсылках к этим сборникам указан порядковый номер текста, а если единой нумерации в сборнике нет, то номер тома и номер страницы, на которой начинается текст.
Из ряда вариантов одной былины для данного издания выбирался тот, где, на наш взгляд, наиболее удачно сочетаются полнота текста, степень его поэтического совершенства и степень сохранности исторических реалий. Названия былин в записях неустойчивы; в настоящем издании даются в основном традиционные научные названия.
Разные собиратели былин передавали диалектные особенности их языка с разной степенью точности. Чтобы не затруднять читателей и не вносить большого разнобоя в печатаемые здесь тексты, в них устранена фонетическая транскрипция, написания слов приближены, насколько это возможно, к обычным орфографическим — без того, чтобы изменился ритм текста и стилистический облик его. Сняты местные особенности фонетики, которые представляют лингвистический интерес, но затрудняют чтение и художественное восприятие былин (например, случаи употребления ц вместо ч и ч вместо ц). По возможности соблюдено единообразное написание личных имен и часто встречающихся названий. Проставленные знаки ударения фиксируют его отличие от литературной нормы (при первом употреблении данного слова в тексте) или его неустойчивость в одном тексте, а также ударения в редких, малоупотребительных словах (в случаях, когда знак ударения выставлялся не собирателем, а издателем, иногда возможна и иная акцентировка). Знаки препинания проставлены по современным правилам, но с учетом особенностей устно-поэтического текста.
В изучении былин, как и других памятников народного эпоса, есть много спорного, в науке о них ведутся дискуссии. Из книг, выходивших за последние тридцать лет и отразивших разные научные взгляды, можно посоветовать прочесть следующие:
Русское народное поэтическое творчество, т. 1. М. — Л., 1953;
Пропп В. Я. Русский героический эпос. М., 1958;
Лихачев Д. С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого. М. — Л., 1962;
Плисецкий М. М. Взаимосвязи русского и украинского героического эпоса. М., 1963;
Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963;
Аникин В. П. Русский богатырский эпос. М., 1964;
Астахова А. М. Былины. Итоги и проблемы изучения. М. — Л., 1966;
Липец Р. С. Эпос и Древняя Русь. М., 1969;
Дмитриева С. И. Географическое распространение русских былин. М., 1975;
Селиванов Ф. М. Поэтика былин. М., 1977;
Аникин В. П. Теоретические проблемы историзма былин в науке советского времени, вып. 1 — 3. М., 1978 — 1980;
Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII — XIII вв. М., 1982;
Азбелев С. Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л., 1982;
Калугин В. И. Герои русского эпоса. Очерки о русском фольклоре. М., 1983.
Существует ряд антологических сборников, заключающих в себе все или почти все основные произведения былинного эпоса с примечаниями, например:
Былины. Русский героический эпос. Вступ. статья, ред. и примеч. Н. П. Андреева. Л., 1938;
Былины. Вступ. статья, подбор текстов и примеч. П. Д. Ухова. Под общей ред. В. И. Чичерова. М., 1957;
Былины в двух томах. Подг. текста, вступ. статья и коммент. В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова. М., 1958.
В примечаниях ко второму из этих сборников есть краткие сведения об истории изучения каждой былины. Примечания к третьему посвящены художественным особенностям былин, но не дают результатов исследований по выяснению исходных исторических фактов. Поэтому краткие примечания, помещенные ниже, сосредоточены в основном на сведениях этого рода, которые в предшествующих антологиях почти не приводились, либо сообщались давно, до появления новых трудов. Если в науке есть разные гипотезы об исторической основе былины, сообщается о той, какая на сегодняшний день представляется более убедительной. Сведения иного рода даются только в тех случаях, когда они особенно важны для понимания былины или когда достаточных данных о ее отправных фактах в науке нет.
(«Былины», Лениздат — 1984 г., стр. 383 — 384)
Русский