Во той ли во Индеи во богатыя,
Во той ли во Кореле упрямыя,
Во славном во городе во Галиче
Жил молодой боярин Дюк Степанович.
Снаряжался Дюк в стольно Киев-град:
Отстоял раннюю заутреню воскресную,
Становился на крылечко на переное.
Выходила его матушка из Божьей церкви,
Понизешенько Дюк покланяется,
Бьет челом о сыру землю:
«Государыня свет моя матушка,
«Во всех городах, мати, много бывано,
«Владимира князя, мать, не видано,
«Государыни княгини свет Апраксии.
«Дай-ко ты мне прощеньице
«И дай-ко ты мне благословеньице
«Ехать ко городу ко Киеву,
«Ко ласкову князю ко Владимиру,
«Мне прямой дорожкой, не окольною.
«Поразъездить своего бурушка косматого,
«Поразмять своего плеча богатырскаго
«И утешить мысли молодецкия!»
Матушка ему да испроговорит:
«Ах ты гей, рожоно мое дитятко,
«Молодой боярин Дюк Степанович!
«Не дам я ти прощенья с благословеньицем
«Ехать ко городу ко Киеву,
«Ко ласкову князю ко Владимиру
«Прямой дорожкой, не окольноей.
«На той прямой дорожке, не окольноей,
«Есть три заставы великия:
«Перва застава великая —
«Что ли горушки толкучия;
«Тыи ж как горы врозь растолкнутся,
«Врозь растолкнутся да вместе столкнутся.
«Тут тебе, Дюку, не проехати,
«Тут тебе, молоду, живу не бывать!
«Друга застава великая —
«Что ли птичушки клевучия,
«Они тебя, Дюка, и с конем склюют.
«Тут тебе, Дюку, не проехати,
«Тут тебе, молоду, живу не бывать!
«Третья застава великая —
«А лежит змея проклятая,
«Лежит змеище-Горынище,
«О двенадцати змея о хоботах,
«И тая тебя и с конем сожрет.
«Тут тебе, Дюку, не проехати,
«Тут тебе, молоду, живу не бывать!»
Он бьет челом, покланяется:
«Ай же ты, свет государыня-матушка,
«Дашь прощеньице-благословеньице — поеду,
«И не дашь прощеньице-благословеньице — поеду».
Давала ему прощеньице-благословеньице,
На прощанье ему наказывала:
«Ах ты гей, рожоно мое дитятко,
«Молодой боярин Дюк Степанович!
«Если Бог тебе судит быть во Киеве,
«У ласковаго князя у Владимира,
«Ты не хвастай животишками сиротскими,
«Сиротскими животишками, вдовиными!»
Поклон Дюк отдал и прочь пошел;
Ходил на конюшню стоялую,
Выбирал коня себе по разуму.
Не из ста брал Дюк, не из тысячи,
Выбирал себе бурушка косматаго.
Скоро детина собирается,
Скоро садится на добра коня.
В тороки кладет Дюк платье цветное.
Еще не много с Дюком живота пошло:
Что куяк и панцырь чиста серебра,
А кольчуга на нем красна золота,
А куяку и панцырю цена три тысячи;
А кольчуга на нем красна золота,
Цена сорок тысячей;
А и конь под ним во пять тысячей.
Почему коню цена пять тысячей?
За реку он броду не спрашивает —
Котора река цела верста пятисотная,
Он скачет с берега на берег.
Потому коню цена пять тысячей.
Еще не много с Дюком живота пошло:
Пошел тугий лук разрывчатый,
А цена тому луку три тысячи.
Полосы были серебряны,
А рога у лука красна золота,
А и тетивочка была шелковая,
А белаго шелку шемахинскаго.
И колчан пошел с ним каленых стрел,
И в колчане было за триста стрел,
Всякая стрела по десяти рублей;
А еще есть в колчане три стрелы,
А и тем стрелам цены нет,
Цены не было и не сведомо.
Потому тем стрелам цены не было:
Колоты оне были из трость-древа,
Строганы те стрелки в Новеграде,
Клеены оне клеем осетра рыба,
Перены оне перьицем сиза орла.
Не того орла сиза орловича,
Который летает по святой Руси,
Бьет сорок, ворон, серу галицу,
А того орла сиза орловича,
Который летает по синю морю,
Бьет гуся и лебедя
И серу пернату малу утицу.
Сидит-то орел на камени,
На том ли на камени на латыре.
Аще тот орел сворохнется —
Сине морюшко сколыблется,
А в деревнях петухи споют.
А летал орел над синим морем,
Ронил он перьица во сине море.
А бежали гости-корабельщики,
Собирали перья на синем море,
Вывозили перья на святую Русь,
Продавали душам красным девицам.
Покупала Дюкова матушка
Перо во сто рублей, во тысячу.
Почему те стрелы дороги?
Потому оне дороги,
Что в ушах поставлено по тирону,
По каменю по дорогу самоцветному.
Он и днем их, Дюк, разстреливал,
Ночью осеннею сбирывал.
Как днем тех стрелочек не видети,
А в ночи те стрелки что свечи горят,
Свечи теплятся — воску яраго.
Как не ясен сокол вон вылетывал,
Как не белый кречет вон выпархивал,
Выезжал удача добрый молодец,
Молодой боярин Дюк Степанович.
А и конь под ним как бы лютый зверь,
Лютый зверь конь и бур и космат,
У коня грива до сырой земли;
В трех местах грива была изукрашена,
Красным золотом была повита.
Он сам на коне как ясен сокол,
Крепки доспехи на могучих плечах.
Поехал молодец поверх травы,
Поехал молодец выше лесу стоячего,
Ниже облака ходячего.
Доезжает до первой заставы крепкия:
Стоят тут горы толкучия;
Тыя горушки растолкнулись,
Не поспели вместе столкнуться,
Его бурушка проскакивал,
Его маленький провертывал,
С горы на гору да с холмы на холму.
К другой заставе прискакивал:
Сидят тут птицы клевучия.
Не поспели птицы крыльицев расправити,
Его бурушка проскакивал,
Его маленький провертывал,
С горы на гору да с холмы на холму,
Реки те, озера перескакивал,
Широки раздолья промеж ног пускал.
К третьей заставе прискакивал:
И лежит змеище-Горынище
О двенадцати змея о хоботах;
Не поспела змея хоботов расправити,
Его бурушка проскакивал,
Его маленький провертывал
С горы на гору да с холмы на холму,
Реки те, озера перескакивал,
Широки раздолья промеж ног пускал.
Подъехал ко городу ко Киеву:
Прямо через стену перескакивает,
Башни наугольны перемахивает,
Приехал прямо в палаты княженецкия
И спросил-то он про князя про Владимира.
Владимира-то в доме не случилося:
Ушел-то князь Владимир во Божью церковь.
Он пошел во церковь тут во Божию
По тыя по улице широкия;
Приходит во церковь во Божию,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
На все стороны поклоняется
Желтыми кудрями до сырой земли.
Становился подле князя Владимира,
Промежду Владыку Чернигова,
И промежду Бермяту Васильева,
И промежду Чурилы Пленковича,
Кланяется да поклоняется,
Сам посматривает:
«Погода-то, братцы, весенняя,
«Обрызгал свое платье цветное».
Говорил Владимир таково слово:
«Ты скажи-тко, молодец, проведай-ка,
«Ты коей орды, да из коей земли,
«Тебя как-то, молодца, именем зовут,
«Звеличать нам удалаго по отечеству?»
Говорит удалой добрый молодец,
Молодой боярин Дюк Степанович:
«Свет государь Владимир князь!
«Есть я из города Галича,
«Из Волынь земли богатыя,
«Из той Корелы упрямыя,
«Из той из Сорочины широкия,
«Из той Индеи богатыя,
«Молодой боярин Дюк Степанович,
«На славу приехал к тебе во Киев град.
«Я прослышал про славный Киев град,
«Скажут, Киев град на красе стоит,
«Скажут, солнышко Владимир князь богато живет».
Говорит Чурило таковы слова:
«Свет государь Владимир князь!
«Во глазах мужик-то усмехается,
«Во глазах-то он да подлыгается!
«Не бывать тут Дюку Степанову,
«Только быть мужичонку засельщику,
«И быть деревенщине.
«Жил у купца — гостя торговаго
«И украл у него платье цветное,
«Жил у иного у боярина,
«Угнал у боярина добра коня.
«На наш город приехал, красуется,
«Над тобой, над князем, надсмехается,
«Над нами, боярами, пролыгается».
Они Господу как Богу помолилися,
Ко Господнему кресту да приложилися,
Выходили они со Божьей церкви.
Вышли они на улицу широкую,
На ту дуброву на зеленую,
Говорит молодой боярин Дюк Степанович:
«Хороша была слава на Владимира!
«У Владимира все не по-нашему:
«Церкви-то у вас все деревянныя,
«У вас маковки на церквах все осиновыя;
«Как у нас во городе, во Галиче,
«У моей государыни у матушки
«Там церкви у нас да все каменныя,
«Известочкой оне отбелены,
«Маковки на церквах самоцветныя,
«Крыши на домах золоченыя,
«Домики стоят да будто жар горят».
Пошли они по городу, по Киеву:
Он идет молодой боярин, на сапожки поглядывает,
На сапожки поглядывает, на шубку посматривает.
Говорит Чурилушка Пленкович:
«Заподлинно холопина дворянская:
«Он век этих сапожек не держивал,
«Он век этой шубки не нашивал!»
Говорит молодой боярин Дюк Степанович:
«Хороша была слава на Владимира!
«У Владимира все не по-нашему:
«Мостовыя у вас черною землею призасыпаны,
«Подлило водою их дождевою,
«Сделалась грязь-то по колену-ди,
«Мараются мои сапожки сафьянные
«Во грязь да во черную.
«Как во нашей ли Индеюшки богатыя,
«У моей у родителя, у матушки,
«Мостовыя рудожелтыми песочками изнасыпаны,
«Сорочинския суконца приразостланы,
«Не мараются сапожки сафьянные
«Во грязи во черныя.
«Как у моей государыни матушки,
«Пойдет она от церкви от соборныя,
«Впереди идут лопатники,
«За лопатниками идут метельщики,
«За метельщиками идут суконщики,
«Разстилают сукна одинцовыя,
«Мою матушку, честну вдову Мамелфу Тимофеевну,
«Ведут тридцать девиц со девицею,
«Вся она обвешена бархатом,
«Чтоб не запекало ее солнце красное,
«Не капала роса утренняя.
«А у тя просто-запросто, пусто-запусто!»
Приходили ко двору княженецкому;
Головой качает Дюк, поговаривает:
«У Владимира все не по-нашему:
«Как у нас во городе во Галиче,
«У моей сударыни, у матушки,
«Над воротами было икон до семидесяти,
«И все иконы были на золоте;
«А у тебя, у Владимира, десятка нет!»
Зашли они на широкий двор;
Головой качает Дюк, поговаривает:
«Хороша была слава на Владимира!
«У Владимира все не по-нашему:
«Как у нас во городе во Галиче,
«У моей сударыни, у матушки,
«На дворе стоят столбы все серебряные,
«Продернуты кольца позолоченыя,
«Разставлена сыта медвяная,
«Есть насыпана пшена белояраго,
«Есть, что добрым коням пить и кушати;
«А у тебя, Владимир, того не случилося».
Как вошли они в палаты белокаменныя,
Садились за столы белодубовые,
Стали есть-то ествушку сахарную,
Подносили им колачиков крупивчатых.
Как тут молодой боярин Дюк Степанович
Он верхню корочку отламывает,
А нижню корочку прочь откладывает.
Как увидел солнышко Владимир стольно-киевский,
Говорит ему таковы слова:
«Что же ты, молодой боярин Дюк Степанович,
«Верхню корочку отламываешь,
«А нижню прочь откладываешь?»
Говорит молодой боярин Дюк Степанович:
«Ай же ты, Владимир стольно-киевский,
«Не могу есть колачиков крупивчатых,
«У вас в Киеве все не по-нашему:
«Сделаны-то бочечки дубовыя,
«Набиваны обручики еловые
«И положено-то свежей ключевой воды,
«Тут у вас и колачики месят;
«Покладены-то печечки кирпичныя,
«Топлены-то дровца еловыя,
«Поделаны помялышки сосновыя, —
«Тут у вас и колачики пекут.
«Колачики пахнут на хвою сосновую.
«Как во нашей Индеюшки богатыя,
«Во славном во городе во Галиче,
«У моей у родителя, у матушки,
«Сделаны-то бочечки серебряныя,
«Обручики набиты золоченые,
«И положено медов туда стоялыих
«И тут у ней колачики месят.
«Поделаны-то печечки муравленыя,
«И топятся дровца дубовыя,
«Сделаны помялышки шелковыя,
«И тут у нас колачики пекут.
«Колачик съешь — другого хочется,
«Другой съешь — по третьем душа горит,
«Третий съешь — четвертый с ума нейдет».
Подносили им хмельные напиточки,
Молодой боярин Дюк Степанович
Он чару пил, другую за окошко лил,
Сам он говорил да таковы слова:
«Не могу пить ваших напиточков сладкиих,
«У вас в Киеве все не по-нашему:
«У вас бочечки поделаны дубовыя,
«Набиваны обручики еловые,
«Туда водочка-винцо у вас положено,
«Да копаны погреба глубокие,
«А спущены бочки те да на землю,
«Туда не ходят вольные воздухи,
«Оне там затхнулися.
«Как во нашей во Индеюшки богатыя,
«Во славном во городе во Галиче,
«У моей родителя, у матушки,
«Сделаны-то бочечки серебряныя,
«И обручики набиты золоченые,
«Туда водочка-винцо у нас положено
«И на цепи на серебряны повешено
«Во теих во погребах глубокиих;
«Туда подведены ветры буйные,
«Повеют ветры буйные со чиста поля,
«Пойдут воздухи по погребам,
«Так загогочут бочки будто лебеди,
«Будто лебеди на тихиих заводях;
«Так век не затхнутся напиточки сладкие;
«Как чару пьешь — другой хочется,
«Другую пьешь — по третьей душа горит.
«Эта хвальба не похвальба:
«У моей государыни у матушки
«Цветно платьице не держится.
«Потому оно не держится,
«Что швецы не выводятся:
«Та толпа швецов со двора сошла,
«А другая толпа на двор пришла,
«Добрые кони ездят не ездятся:
«Стоит без счету добрых коней,
«Зоблют пшеницу белоярову,
«Только выскочат поиграться в чисто поле.
«Эта похвальба еще не похвальба:
«Есть насыпано двенадцать погребов глубокиих
«Злата и серебра и мелкаго скатняго жемчуга:
«На один на погреб скуплю-продам
«Стольный Киев-град и Чернигов-град».
И за тем столом дубовыим
Сидел Чурило Пленкович,
Говорит ему Чурила таковы слова:
«Что же ты, холопина дворянская, порасхвастался
«Своим имением, богачеством?
«Ударим-ко со мною о велик заклад:
«На три года поры времени,
«Чтоб проездить нам по городу по Киеву,
«Чтоб на всякий день были кони сменные,
«Сменные кони, переменные,
«Сново наново, все на три года,
«И на три года да еще на три дня,
«Чтоб в три года такого цвета не было,
«Чтоб на всякий день платья были цветныя,
«Цветныя платья — переменныя,
«Снова наново, все на три года,
«И на три года да еще на три дня,
«Чтоб в три года такого цвета не было.
«Ударимся не о сотнях, не о тысячах,
«Ударим о своей буйной голове».
Говорит ему Дюк таковы слова:
«Просишь ты, Чурило Пленкович,
«Бить со мной о велик заклад.
«Как живешь ты в своем стольно-Киеве,
«Кладовыя-то полны одежицы наполнены,
«А мое-то ведь дело есть дорожнее,
«Мое платьице стало здесь завозное».
И ударились они о велик заклад.
По Чуриле сыне Пленковиче
Всем городом Киевом ручаются,
Поручился князь со княгинею,
А по Дюке никто не ручается,
Только голь кабацкая ручается.
Закручинился боярин, запечалился,
Скоро садился на ременчат стул,
Писал он скорописчатые ярлыки,
Полагал в сумки переметныя,
Отпускал он мала бурушка-кавурушка,
Сам говорил таковы слова:
«Выручай хозяина из неволи из великия!»
Выводил коня с широка двора,
Спустил коня из белых рук.
Побежал конь выше лесу стоячаго,
Ниже облака ходячаго.
Как будет во Индеи во богатыя,
У его государыни родной матушки,
Заржал голосом лошадиныим.
Услыхала государыня родна матушка,
Выбегала она на крыльцо на переное.
Увидала она своего добра коня,
Уливалась слезами горючими,
Сама говорит да таково слово:
«Видно, нет жива рожонаго дитятки
«Стоит у крыльца один добрый конь».
Увидала она сумки переметныя,
Сама говорит да таково слово:
«Что рожоно мое дитятко захвастливо,
«Захвастливо, — да, знать, захвачено!»
Снимала она сумки переметныя,
Вынимала скорописчатые ярлыки,
Полагала ему платья цветныя,
По три пары положила на всякий день
Ново-на ново на три года,
Ай на три года да еще на три дня,
Отпускала мала бурушка-кавурушка.
Как он будет во граде во Киеве,
У ласкова князя у Владимира,
У Владимира на широком дворе,
Заржал голосом лошадиныим.
Все во граде приужаснулися,
Услыхал молодой боярин Дюк Степанович:
«Знать, пришел малый бурушка-кавурушка».
Получал свои платья цветныя…
И поехали по городу по Киеву
С молодым Чурилушкою Пленковичем.
Сгоняли лошадей ко Чурилушке
Со всего со города со Киева и со города Чернигова,
А тот молодой боярин Дюк Степанович
Пораньше поутру повыстанет,
Бурка в росе повыкатает,
На бурушке-то шерсть переменится.
Проездили они цело три года,
Цело три года да еще по три дня,
Последний день поехали к заутрени Христосския.
Молодой Чурилушка Пленкович
Обул сапожки-то зелен сафьян,
Носы шилом, а пяты востры,
Под пяту хоть соловей лети,
А кругом пяты хоть яйцом кати;
Наложил он шапку черну мурманку,
Ушисту, пушисту, завесисту,
Спереди не видно ясных очей.
А сзади не видно шеи белыя.
И надевал он шубу черных соболей,
Черных соболей заморскиих.
В пуговках литы добры молодцы,
А в петельках шиты красныя девицы;
Как застегнутся — так обоймутся,
А разстегнутся — поцелуются.
Поглянул Владимир на праву руку,
На молода Чурилушка на Пленкова,
Говорит-то Владимир таковы слова:
«Молодой боярин Дюк Степанович
«Прозакладал свою буйную головушку!»
Говорит ему тихий Дунаюшка Иванович:
«Ты, Владимир князь стольно-киевский,
«Посмотри-тко теперь на леву руку!»
Как молодой боярин Дюк Степанович
Обувал лапотцы семи шелков,
В эти лапотцы были вплетены
Дороги каменья — все яхонты,
Который же камень самоцветныий
Стоит города всего Киева,
Оприч Знаменья Богородицы
И опричь прочих святителей.
Надевал он шапочку с рогавками,
У шапочки висят камешечки самоцветные,
От камешек печет как от краснаго солнышка,
И надевал шубу черных соболей,
Черных соболей заморскиих,
Под дорогим под самитом.
Во пуговках литы люты звери,
Во петельках шиты люты змеи.
И брал Дюк плеточку шелковую,
Подернул Дюк по пуговкам,
Заревели во пуговках люты звери;
Подернул Дюк по петелькам —
Засвистали во петельках люты змеи.
И от того реву от зверинаго
И от того свисту от змеинаго
Во стольном городе во Киеве
Старый и малый на земле лежат,
За Дюком всем Киевом качнулися.
«Тебе спасибо, удалой добрый молодец,
«Перещепил (перещеголял) ты Чурилу сына Пленковича».
Говорил молодой боярин Дюк Степанович:
«Ах ты, солнышко, Владимир стольно-киевский,
«Нам которому с Чурилой голова рубить?»
Говорил тут Чурилушка Пленкович:
«Ах ты, молодой боярин Дюк Степанович!
«Ты ударь-ко о велик заклад:
«Скакать через матушку Почай-реку
«На добрых конях и назад отскакивать».
Говорит молодой боярин Дюк Степанович:
«Ай же ты, Чурила Пленкович!
«Тебе просто бить со мною в велик заклад:
«Конь твой-от богатырский конь
«Стоит у твоих конюхов любимыих,
«Ест-то он пшену белоярову,
«Испивает свежу ключеву воду,
«А мое есть конишечко дорожное,
«Дорожное конишечко заезжано».
И ударились они о велик заклад,
Не о сте рублях и не о тысяче,
А ударились о своих буйных головах:
Который из них не перескочит,
У того голову срубить.
Чурило-то сын Пленкович
Выводил Чурило тридцать жеребцов,
Из тридцати выбирал самолучшаго,
Разганивал и разъезживал
Издалеча-далеча, из чиста поля,
О полуреки Чурила в воду вверзился.
Молодой боярин Дюк Степанович
Не разганивал и не разъезживал,
С крута берега коня приправливал
И скочил за матушку Почай-реку
И назад на добром коне отскакивал.
О полуреки да он припадывал,
Чурилу за желты кудри захватывал;
Повытащил Чурилу с конем с воды,
А сам говорит таково слово:
«Ты солнышко Владимир стольно-киевский,
«Нам которому с Чурилой голову рубить?»
Говорил Владимир стольно-киевский:
«Ах ты, молодой боярин Дюк Степанович,
«Не руби-тко ты Чуриле буйной головы,
«А оставь нам Чурилу хоть для памяти!»
Говорил молодой боярин Дюк Степанович:
«Ах ты ей, Чурилушка Пленкович,
«Пусть ты князем ты Владимиром упрошенный,
«Пусть ты киевскими бабами уплаканный!
«Не езди с нами со бурлаками,
«А сиди во Киеве во граде между бабами!»
Тут Владимир князь стольно-киевский
Стал посылать обценщиков
Во ту Индеюшку богатую.
Сам говорит таковы слова:
«Какого нам послать обценщика
«Обценять животы все Дюковы?
«Ежели послать смелаго Алешу Поповича?
«Его глазишечки поповские,
«Поповские глазишечки завидливы,
«Заглядятся у него глаза на Дюково имение — богачества,
«Ему оттоль да ведь не выехать.
«Надо послать грамотой востраго,
«На речах разумнаго, с гостями почестливаго.
«Послать иного некого —
«Послать молода Добрынюшку Никитича».
Исправлялся Добрынюшка Никитьевич,
Садился на добра коня
И поехал к Индее богатыя.
Подъехал под Индею богатую,
Повыстал на гору на высокую,
Сам говорит да таково слово:
«Знать, что молодой боярин Дюк Степанович
«Он послал, знать, туда весточку нерадостну,
«Чтоб зажгли Индею ту богатую.
«Ай, горит Индея-то богатая!»
Как подъехал он поближе-де:
У них крышечки в домах золоченыя,
У них маковки на церквах самоцветныя,
Мостовыя рудожелтыми песочками призасыпаны,
Сорочинския суконца приразостланы.
И приехал он во Галич град,
Нашел три высоки три терема,
И зашел во высок терем,
И крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
На все стороны поклоняется
Желтыми кудрями до сырой земли.
Сидит жена — стара матера.
Мало шелку, — а вся в серебре.
И говорит Добрыня таково слово:
«Ты здравствуй, Дюкова же матушка,
«Тебе сын послал челобитие
«И по-низку велел поклон поставити»
И говорит жена — стара матера:
«Я не Дюкова матушка,
«Я Дюкова работница.
«Ступай туда во второй покой».
Приходит он во второй покой.
Сидит жена — стара матера,
Шелку мало, а вся в золоте.
Он опять поклоняется:
«Здравствуй, Дюкова матушка!»
Говорит старуха таково слово:
«Я не Дюкова матушка,
«Я Дюкова колачница».
Приходит он в третий покой.
Сидит жена — стара матера,
Мало шелку, а вся в жемчуге,
Он опять поклоняется:
«Здравствуй Дюкова матушка!»
Говорит жена — стара матера:
«Я не Дюкова матушка,
«Я Дюкова нянюшка,
«А Дюкова матушка к обедне ушла.
«Поди к обедне воскресныя,
«Да смотри, да всякому не кланяйся.
«Когда пройдут мятельники из церкви,
«Да пройдут лопатники из церкви,
«Тогда Дюкову матушку
«Ведут девицы под руки,
«Она вся в каменьях драгоценныих.
«Умей детина поклонятися!»
И пошел Добрынюшка Никитьевич
Ко обедни воскресныя.
И стоит он у церкви соборныя.
Идет она из церкви соборныя,
Впереди идут лопатники,
За лопатниками идут метельщики,
За метельщиками идут суконщики,
Разстилают сукна одинцовыя.
Честну вдову Мамелфу Тимофеевну
Ведут тридцать девиц со девицею,
Вся она обвешана бархатом,
Чтоб не запекало ее солнце красное,
Не капала роса утрення.
Умеет Добрыня поклонятися
Желтыми кудрями до сырой земли.
Сам говорит таково слово:
«Ты здравствуй, Дюкова же матушка!
«Тебе сын послал челобитие,
«По-низку велел поклон поставити».
И говорит Дюкова матушка:
«Удалый, дородний добрый молодец,
«Изученье вижу твое полное,
«А не знаю тебе ни имени ни вотчины». —
«Я из стольнаго города Киева
«Молодой Добрынюшка Никитьевич,
«От твоего сына от любимаго.
«Захвастал он своим посельицем.
«Я ведь приехал сюда на тебя смотреть,
«Житья твоего богачества описывать». —
«Ступай за мною, добрый молодец».
Пришла во гридню столовую,
Полагали скатерти бранныя,
Посадили за столики дубовые,
Поставляли напиточки стоялые,
Так рюмочку пьешь — по другой душа горит,
Горит душа, а третьей хочется.
Понесли колачиков крупивчатых,
Так колачик ешь — по другом душа горит,
Горит душа, а третьяго хочется.
Напился, наелся добрый молодец,
Отводила его в ложню на кроваточку рыбий зуб,
Спал молодец трои сутки без просыпа,
На четвертыя встает на резвы ноги.
Пойдет смотреть Дюково посельице.
И скоро старуха брала золоты ключи
И вела в амбары магазейные,
Где-ка складены товары заморские.
Смекал Добрыня много времени,
Не мог товарам и сметы дать.
Привели в погреба темные:
Висят бочки красна золота,
А другия висят чиста серебра,
А третьи висят скатна жемчуга,
Повывела она на широкий двор.
А течет тут струйка золоченая,
А тут не мог он и сметы дать.
И говорит Дюкова матушка:
«Ты скажи-тко солнышку Владимиру,
«Пускай попродает на бумагу весь Киев град,
«На чернила продаст весь Чернигов град,
«Тогда можешь Дюково именье описывать!»
Прощался Добрыня с Дюковой матушкой
И поехал ко городу ко Киеву.
Приезжает Добрыня во Киев град,
Сам говорит таково слово:
«Ах ты, солнышко Владимир стольно-киевский!
«Наказывала тебе Дюкова матушка,
«Велела на бумагу продать она весь Киев град,
«На чернила продать весь Чернигов град,
«Тогда можешь Дюково имение описывать».
И тогда Дюкова правда сбывается,
Будто вешняя вода разливается.
Говорил Владимир стольно-киевский:
«Ах ты, молодой боярин Дюк Степанович!
«За твою за великую за похвальбу
«Ты торгуй в нашем во граде во Киеве,
«Во Киеве во граде век без пошлины!»
Говорил-то Дюк да таково слово:
«Как ведь с утра солнышко не спекло,
«Под вечер солнышко не огреет.
«На приезде молодца ты не учествовал,
«А теперь на поезде не учествовать!»
Скоренько садился на добра коня.
А видали Дюка на коня где сел,
Не видали Дюковой поездочки.
А с той поры, да с того времени
Стали Дюка стариной сказать,
Отныне сказать да и до веку.
То старина, то и деяние,
Синему морю на утешение,
Быстрым рекам слава до моря,
А добрым людям на послушанье,
Веселым молодцам на потешенье.
(«Русскiя народныя былины». По сборникам Кирши-Данилова, Рыбникова, Киреевского и Гильфердинга. Москва — 1904 г., стр. 108 — 129)
(Рисунок Ирины Тарнагурской. Богатырь Дюк Степанович)
Русский