Юнка Степановичь

(Олонецкой губернии, Петрозаводского уезда, Святозерской волости, деревни Пряток)

     Из того ли из малаго города из Клина

Выезжал молодой боярин Юнка Степановичь.

Обседлал он батюшкова добра коня

И пошел к государыни родной матушки Мамелфе Тимофеевне,

Взять у ней прощеньице с бласловленьицем

Ехать ко городу ко Киеву, ко ласкову князю ко Владимиру.

Говорила ему государыня родима матушка:

«На тебе, рожоное дитятко, мое великое бласловленьице,

Ехать ко городу ко Киеву, ко ласкову князю ко Владимиру;

На тебе, рожоное дитятко, мое великое запрещение

Хвастать животинкамы сиротскима,

Отцовскою золотой казной безсчетною.» 

     Приехал ко городу ко Киеву

И въедет на княженецкой двор,

Привязал своего добра коня

Ко медяному столбу, золотому кольцу,

Сам пошел в палаты белокаменныя.

Пришел в покои во столовые,

Сидит молода княгина Апраксия.

Говорит ей Юнка Степановичь:

«Ты вздравствуешь, портомойница!»

Княгины тое слово не показалося.

Как вышел Владимир со Божьей церкви,

Воротился в свои палаты белокаменныя,

Говорит ему молода жена:

«Пришел-ввалился, князю, засельщина,

Речи говорит неумильные,

Называет твою молоду жену портомойницей*.» 

(* Доселе разскащица соблюдала некоторую плавность речи, но дальше стала говорить отрывисто и без ладу.

     Говорит князь Владимир:

— Здравствуешь, человече, кто ты есть?

«Я из малаго города из Клина,

Молодой боярин Юнка Степановичь.»

— А когда ты выехал из дому? —

«Сегодня.»

Тем словам князь веры не дал.

Сели обедать,

Собрались за стол и князи, и бояре,

И смеются над Юнкой Степановичем: не знают его.

Стали за столом хвастаться.

Юнка Степановичь мнет хлеб:

«Я, говорит, не могу есть вашего хлеба:

помялой пахнет, видно вы помялой пашете печи.

И воды вашей пить не могу: деревом пахнет.»

— А у вас чем печку пашут? —

Спрашивают князья и бояре. 

     «У нас ли помялчики шелковые,

Водица-то медовая, печка медная;

А бочки у нас серебряны,

Золотыма обручамы кованы.»

Опять стали хвастать:

Иной хвастает золотой казной безсчетною,

Молодой стольник Чурила Пленковичь

Хвастает добрым конем

Противу батюшкова Юнкова добра коня.

Говорит Владимир князь им:

— Поезжайте через реку (а река-то на двенадцать верст),

Кто не перескочит, тому голова долой.

Как поехали ко реке,

Юнка Степановичь как птица перелетел,

А Чурила Пленковичь в реку пал.

Говорит Юнка своему доброму коню:

«Буде хватит силы, спускайся пониже,

Чтобы я Чурилу мог захватить,

А буде не хватит силы, скачи подальше.» 

     Как захватил Чурилу Пленковича,

Привел его ко князю Владимиру.

Стали просить князя Владимира,

Чтобы головы не рубил Чуриле:

Больно красив был.

Говорит Юнке князь Владимир:

— У кого из нас животов больше?

Буде у меня больше, так ты мне на век слуга,

А буде у тебя больше, так я у тебя на век слуга. —

Ударили о заклад и порешили

Послать в Клин трех обценщиков дом обценивать.

А Юнка-то говорит:

«Не трех посылайте обценивать, а тридцать.»

Поехали ко малому ко городу Клину тридцать приказныих,

Спрашивают, где Юнков дом:

Смотрят, такия палаты, что и войти туда не смеют. 

     Вошли в покои, видят:

Сидит женщина в богатых платьях:

«Здравствуешь, Мамелфа Тимофеевна!»

А та отвечает:

— Я, говорит, не Мамелфа Тимофеевна,

А простая кухарка. —

«А где же Мамелфа Тимофеевна?»

— Подите, ищите. —

В другом покое ходит женщина еще лучше одета.

«Здравствуешь, Мамелфа Тимофеевна!»

— Я, говорит, не Мамелфа Тимофеевна,

А только круг ея хожу, убираю. —

«А где же есть Мамелфа Тимофеевна?»

— К обедне сошла. —

Пошли приказные к обедне,

Обедня уже на отходе. 

     Выходит княгина, платье сияет золотом,

Так, что и смотреть нельзя.

«Здравствуешь, Мамелфа Тимофеевна!»

— Здоровы будьте, добрые молодцы;

Откуда приехали? —

«А посланы мы от Юнки Степановича дом обценивать.»

— Сначала отобедайте у меня, а потом и станете дом обценивать. —

После обеда говорят приказные:

«Просил еще Юнка Степановичь

Послать ему платья переменныя на три года,

Да старика, который служил еще его батюшке.»

Приказала княгина им седло подать,

На котором ездит сын по праздникам:

Сели они и просидели круг седла три года, —

Не могут цены наладить. 

     А между тем Юнка Степановичь

Ездит три года в переменных платьях:

Что ни день, то платье новое, лучше прежняго;

А у кого к трем годам платье хуже, тому голову срубить.

Говорит старик Юнке Степановичу:

— Одевай, дитятко, платье похуже,

А матушке напиши, чтобы выслала такое платье,

Которое вошло бы в яичную скорлупу,

А от пуговиц чтобы змеиный голос был. —

Оделся в последний день Юнка

В платье со пуговицами змеинаго голоса,

А сверху накрутил платье похуже.

Идет по улице; люди кричат:

«Чурило лучше!»

А дотолева все говорили:

«Юнка Степановичь лучше и краше Чурилы!»

Скинул Юнка верхнюю одежу,

Платье так засияло, что все на колена пали,

А когда он тронул пуговицы, пошел стон змеиный:

И князья, и бояре приужахнулись.

Захватил Юнка саблю, хочет Чуриле голову срубить.

Взмолились за Чурилу бабы Киевския:

«Оставь Чурилу хоть на семяна;

Такого, де, стольника уже не будет!»

Ну, и умолили Юнка Степановича. 

     За тем и князь Владимир,

И Чурила, и все князья-бояре,

Приказные, поехали ко городу ко Клину,

Его Юнковых животов обценивать.

Приехал князь Владимир, и дивится Юнкову дому:

Такого дому нигде не видано.

Взял его Юнка, и за руку, и ведет в палаты —

Ин половицы в полу стеклянные, под ними вода течет,

Вов воде играют рыбки разноцветныя;

А хлеснет рыба хвостом, половица точно треснет.

Упирается князь, боится ступать по половицам;

Однакожь ведут, так надо итти.

Сели за стол,

Ели такия ествия, каких не слыхано,

Пили пития, каких не видано.

После столования спрашивает князь Владимир:

— Где же мои подъячии? —

Привели подъячих:

Так они высохли, как щепочки, с тоски,

Что не могли обценить одного седла тридцать человек.

Посмотрел на седло князь и сказал:

— Кто седло наладил, тот только и обценить может. —

Попался князь во услужение Юнке,

А Юнка говорит:

«Мне твоей службы не надо,

У меня своих животов много,

А ты поезжай домой,

Да соблюдай, чтобы впредь

У вас чужаго человека незнакомаго

В доме не обижали!»

(От крестьянки Дмитриевой)

(«Пѣсни собранныя П. Н. Рыбниковымъ». Часть 1. Народныя былины, старины и побывальщины. Москва — 1861 г., стр. 308 — 311)

ru_RUРусский