Да ездил там стар по чисту полю,
Ото младости ездил до старости.
Да хорош был у старого добрый конь,
За реку-то перевозу мало спрашивал.
Да едет-де старый чистым полём
Да большой-то дорогою Латынскою,
Да наехал на дороге горюч камень.
Да на камешке подпись подписана:
«Старому-де казаку да Илье Муромцу
Три пути пришло дорожки широкие:
А во дороженьку ту ехать, убиту быть,
Во другую-ту ехать, женату быть,
Да во третью ту ехать, богату быть».
Да сидит-де старик на добром коне,
Головой-то качат, приговариват:
«Да я кольки по святой Руси ни езживал,
Такова-то чуда век не видывал.
Да на что мне-ка, старому, богачество,
Своего-де у меня много злата-серебра,
Да и много у меня скатного жемчугу.
Да на что мне-ка, старому, женитися,
Да женитися мне, не нажитися:
Молодую-то жену взять — чужа корысть,
Да мне-ка старой жены взять не хочется».
Да поехал в ту дорогу, где убиту быть.
Да наехал на дороге-то станицу разбойников;
Да разбойников стоит до пяти их сот,
Да хотят они у старого коня отнять,
Да сидит-де старик на добром коне,
Да головой-то качат, проговариват:
«Да вы разбойники, братцы, станичники!
Вам убити-де старика меня некого,
Да отняти у старого нечего,
Да с собой у меня денег семь тысячей,
Да тесьмяна узда в целу тысячу,
Да ковано мое седло во девять тысячей,
Своему-де я добру коню цены не знай,
Да я цены не знай Бурку, не ведаю:
Да меж ушми у мня у коня скатен жемчуг,
Драгое самоцветное каменьё,
Да не для ради красы-басы молодецкие, —
Для ради темной ночки осенние,
Чтобы видно, где ходит мой добрый конь».
Да говорят ему разбойники-станичники:
«Да ты, старая собака, седатый пёс!
Да и долго ты стал разговаривать».
Да скочил-де старик со добра коня,
Да хватил-де он шапку со буйной головы,
Да и начал он шапкой помахивать.
Дак куда-де махнет — туда улицы,
Да назад отмахнет — переулочки.
Да разбил он станицу разбойников,
Да разбойников разбил подорожников.
Да садился старик на добра коня,
Да поехал он ко латырю-камешку,
Да на камени подпись поднавливал:
«Да старому-де казаку, а Илье Муромцу,
На бою старику смерть не писана,
Да и та была дорожка прочищена».
Да от стольного города от Киева,
Да от Киева лежит а ко Чернигову.
Да еще было дорожка изведати:
«Отчего старику буде женитися,
Да женитися мне, не нажитися,
Да молоду жену взять — чужа корысть,
Да мне старой жены взяти не хочется».
Да поехал большою дорогою.
Да наехал на дороге крепость богатырскую;
Да стоит туто церковь соборная,
Да соборная богомольная,
От тое-де обедни полудённые
Идет двенадцать прекрасные девицы,
Да посереде-то их идёт королевична.
Говорила королевна таково слово:
«Ты, удалый дородный добрый молодец!
Да пожалуй ко мне во высок терем,
Да напою-накормлю хлебом-солью».
Да сходил-де старик со добра коня,
Да останавливал он добра коня
Не прикована да не привязана.
Да пошел-де старик во высок терём;
Да мосты-то под старым качаются,
Переводинки перегибаются.
Да зашел-де старик во высок терём,
Да садился за столы за белодубовы;
Да он ест-де-пьёт, проклажается
Да весь долог день да до вечера.
Да выходил из-за стола из-за дубового,
Да и сам говорил таково слово:
«Ты ли, душечка, красная девушка!
Да где-ка твои ложни теплые,
Да и где твои кровати тесовые,
Где-ка мягкие перины пуховые?
Да мне на старость, старику, бы опочинуться».
Да привела его-де в ложни теплые;
Да стоит старый у кровати, головой качат,
Головой-то качат, проговариват:
«Да я кольки по святой Руси ни езживал,
Такова-де я-то чуда век не видывал:
Да видно, эта кроватка подложная».
Да хватил королевну за белы руки,
Да шибал ее ко стены кирпичные.
Обвернулася кроватка тесовая,
Да увалилась королевна во глубок погрёб.
Да выходил старик на улицу парадную,
Да нашел двери глубокого погреба,
Да колодьем-то были призавалены,
Да пескамы-ты были призасыпаны.
Да он колодья ногами распихивал,
Да пески-ты руками распорхивал,
Да нашел двери глубокого погреба,
Да пинал ворота ногой вальячные,
Да с крюков, с замков двери вон выставливал,
Да выпущал сорок царей, сорок царевичев,
Да и сорок королей-королевичев,
Сорок сильных могучих богатырёв.
Да и сам говорил таково слово:
«Да вы подьте, цари, по своим землям,
Да вы, короли, по своим Литвам,
Да вы, богатыри, по своим местам».
Да идет душечка красная девушка,
Да он выдергивает саблю вострую,
Да срубил ей по плеч буйну голову,
Да рассек, разрубил тело женское,
Да куски-ты разметал по чисту полю,
Да серым-то волкам на съедениё,
Да черным воронам на пограяньё.
Да садился старик на добра коня,
Да приехал он ко латырю-каменю,
Да на камешке подпись поднавливал:
«Старому-де казаку да Илье Муромцу,
Да и та была дорожка прочищена».
Да от стольнего от города от Киева,
Да от Киева лежит, а ко Царю-граду.
Да еще было дорожка изведати,
Да отчего-де старику будё богачество.
Да поехал он большою дорогою.
Да наехал на дороге пречудный крест;
Да стоит у креста, головой качат,
Головой-то качат, проговариват:
«Да я кольки по святой Роси ни езживал,
Такова-то-де я чуда век не видывал.
Да этот крест есть не прост стоит,
Да стоит он на глубоком на погребе,
Да есть несметное злато-серебро».
Да сходил-де Илья со добра коня,
Да и брал крест он на руки на белые,
Да снимал со глубокого со погреба,
Да воздвигнул живот в славный Киев-град.
Да построил он церковь соборную,
Соборную да богомольную.
Да и тут ведь Илья-то окаменел.
Да поныне его мощи нетленные.
(«Былины», Лениздат — 1984 г., стр. 69 — 72)
Пояснение С. Н. Азбелева: Текст былины взят из сборника А. Ф. Гильфердинга «Онежския былины» (былина № 221). Первая поездка соотносится с реальной борьбой против разбойничества, важной не только в конце X в. Неизвестность реальной основы повествования о второй поездке позволяет считать его заимствованным из сказок. Третья поездка, возможно, отражает в какой-то мере подлинный эпизод биографии героя: гроб Ильи Муромца, сохранявшийся в Киево-Печерском монастыре, ранее находился в приделе киевского Софийского собора, где могли быть погребены почитаемые жертвователи на церковное строительство.
Русский